Стихи известные и не очень...

[Вениамин Зорин]

Юлия Вихарева

* * *

Моя молитва это вой:
Так старая скулит волчица,
Когда под бледною луной ей,
Одинокой, всё не спится.

Я приползла к Тебе , в Твой дом,
Как зверь потрепанный и драный,
На сердце зализать своем,
Незаживающие раны.

[Вениамин Зорин]

[KristinaL]

какой ужас, во что превратили ветку...

[Меркадер]

Жизни
смысл
угадав
удавился
удав
Лучший друг его Кролик
исцелился от колик,
а любовница Кобра
стала кроткой
и доброй,
будет, мы полагаем,
жить теперь
с Попугаем.

[Вениамин Зорин]

Нина Швед
добавила
2 новых фото.

28 ноября в 21:08 ·


ОКУДЖАВА...

Из малоизвестного


Я живу в ожидании краха,
Унижений и новых утрат.
Я, рождённый в империи страха,
Даже празднествам светлым не рад.
Всё кончается на полуслове
Раз, наверное, сорок на дню...
Я, рождённый в империи крови,
И своей-то уже не ценю.

***

Вы говорите про Ливан...
Да что уж тот Ливан, ей-богу!
Не дал бы Бог, чтобы Иван
На танке проложил дорогу.
Когда на танке он придёт,
Кто знает, что ему приспичит,
Куда он дула наведёт
И словно сдуру, что накличет...
Когда бы странником пустяк,
Что за вопрос когда б с любовью,
Пусть за деньгой уж лучше так,
А не с будёнными и с кровью.
Тем более, что в сих местах
С глухих столетий и поныне
И мирный пламень на крестах,
И звон малиновый в пустыне.
Тем более, что на Святой
Земле всегда пребудут с нами
И Мандельштам, и Лев Толстой,
И Александр Сергеич сами.

***

"Я и раньше знал, что общество наше деградировало, но что до такой степени не предполагал. Есть отдельные достойные сохранившиеся люди, но что они на громадную толпу?.. Не хочется ни торопиться, ни участвовать в различных процессах, происходящих в обществе. Хочется тихо, молча, смакуя, не озираясь, не надеясь, не рассчитывая..."
(Это из его письма осени 1989 года.)

***

Стихотворение, первая строфа которого
появилась в «Вечерней Москве» 4 февраля 1991 года:

Ребята, нас вновь обманули,
Опять не туда завели.
Мы только всей грудью вздохнули,
Да выдохнуть вновь не смогли.
Мы только всей грудью вздохнули
И по сердцу выбрали путь,
И спины едва разогнули,
Да надо их снова согнуть.
Ребята, нас предали снова,
И дело как будто к зиме,
И правды короткое слово
Летает, как голубь во тьме.

***

Булат Шалвович, что кажется вам самой страшной бедой нашей страны? спросил у поэта в 1992 году журнал «Столица». Ответил он так:
То, что мы строили противоестественное, противоречащее всем законам природы и истории общество и сами того не понимали. Более того, до сих пор по-настоящему степень этой беды мы не осознали... Мы по-прежнему не умеем уважать человеческую личность, не умеем видеть в ней высшую ценность жизни, и пока всё это не будет у нас в крови, ничего не изменится, психология большевизма будет и дальше губить нас и наших детей. К сожалению, она слишком сильна и разрушительна, и необыкновенно живуча...

***

Нашему дикому обществу нужен тиран во главе?
Чем соблазнить обывателя? Тайна в его голове,
В этом сосуде, в извилинах, в недрах его вещества.
Скрыт за улыбкой умильною злобный портрет большинства...

***

Хрипят призывом к схватке глотки,
Могилам братским нет числа,
И вздёрнутые подбородки,
И меч в руке, и жажда зла.
Победных лозунгов круженье,
Самодовольством застлан свет...
А может, надобно крушенье
Чтоб не стошнило от побед?
Нам нужен шок, простой и верный,
Удар по темечку лихой.
Иначе запах ада скверный
Плывёт над нашей головой.

***

23 июня 1995 года, стоя перед микрофоном на парижской сцене, Окуджава отвечал на вопрос, как он относится к войне в Чечне. Поэт назвал её страшным явлением, которое будет помниться много, много десятилетий, если не столетий... Этот маленький народ, в котором нет даже миллиона, допустим, он даже очень-очень самовлюблённый и очень сложный, всё-таки надо считаться с национальной психологией Тем более такого маленького народа (Аплодисменты). А его в прошлом веке в течение 50 лет уничтожали В этом веке в 44-м году выслали весь народ на гибель. И сейчас опять уничтожают. Ну, что такое? Неужели российская власть не может самоутвердиться другим способом? Неужели для этого нужно убивать своих же сограждан?

***

Меня удручают размеры страны проживания.
Я с детства, представьте, гордился отчизной такой.
Не знаю, как вам, но теперь мне милей и желаннее
Мой дом, мои книги, и мир, и любовь, и покой.

***

Мне русские милы из давней прозы
И в пушкинских стихах.
Мне по сердцу их лень, и смех, и слёзы,
И горечь на устах.
Мне по сердцу их вера и терпенье,
Неверие и раж...
Кто знал, что будет страшным пробужденье
И за окном пейзаж?
Что ж, век иной. Развенчаны все мифы.
Повержены умы.
Куда ни посмотреть всё скифы, скифы, скифы.
Их тьмы, и тьмы, и тьмы.

***

"Мы больны, у нас дикое, больное общество. Оно живёт ещё старыми стереотипами, старой структурой. Оно не может жить энергично, по-новому. Оно учится этому, привыкает. С болью, с кровью, с ужасом." (На концерте в Киеве, 1990.)
"Мы семьдесят лет деградировали, дичали. Знаете, есть замечательный пример из Библии. Когда Моисей уводил евреев из египетского плена, он вёл их сорок лет вместо пяти дней, чтобы вымерло поколение, которое было рабами, и чтобы появились люди, свободные от чувства рабства. А мы не просто рабы, которые страдают от тягот, мы профессиональные рабы, которые гордятся своим рабством..." (Из интервью в Донецке, февраль 1991.)

***

Не от гриппа или умопомрачения,
Не на фронте, не от пули палача
Как обидно умереть от огорчения,
Раньше времени растаять, как свеча...

***

Ничего, что поздняя поверка.
Всё, что заработал, то твоё.
Жалко лишь, что родина померкла,
Что бы там ни пели про неё.

***

Дойдя до края озверения,
В минутной вспышке озарения,
Последний шанс у населения
Спастись путём переселения.

[Вениамин Зорин]

(Текст предоставил
Александр Городницкий)


Беги от кумачёвых их полотен...


Беги от кумачёвых их полотен,
От храмов их, стоящих на костях.
Дурацкий спор заведомо бесплоден:
Они здесь дома - это ты в гостях.

Ледок недолгий синеват и тонок
Над омутами чёрных этих рек.
Перед тобой здесь прав любой подонок
Лишь потому, что местный человек.

Не ввязывайся в варварские игры,
Не обольщайся, землю их любя, -
Татарское немеряное иго
Сломало их, - сломает и тебя.

Беги, покуда не увязнул в рабстве.
Пусть голову не кружит ерунда
О равенстве всеобщем и о братстве:
Не будешь ты им равен никогда,

Хрипящим, низколобым, бесноватым.
Отнявшие и родину, и дом,
Они одни пусть будут виноваты
В холопстве и палачестве своём.

Не проживёшь со стадом этим вровень,
Не для тебя их сумеречный бред, -
Здесь все они родня по общей крови,
А на тебе пока что крови нет.

1992

[Gott mit uns]

C. есенин.

послание «евангелисту» демьяну



я часто думаю, за что его казнили?
за что он жертвовал своею головой?
за то ль, что, враг суббот, он против всякой гнили
отважно поднял голос свой?

за то ли, что в стране проконсула пилата,
где культом кесаря полны и свет и тень,
он с кучкой рыбаков из бедных деревень
за кесарем признал лишь силу злата?

за то ли, что себя на части разделя,
он к горю каждого был милосерд и чуток
и всех благословлял, мучительно любя,
и стариков, и жён, и крохотных малюток?

демьян, в «евангельи» твоём
я не нашёл правдивого ответа.
в нём много бойких слов, ох как их много в нём,
но слова нет достойного поэта.

я не из тех, кто признаёт попов,
кто безотчётно верит в бога,
кто лоб свой расшибить готов,
молясь у каждого церковного порога.

я не люблю религию раба,
покорного от века и до века,
и вера у меня в чудесные слова
я верю в знание и силу человека.

я знаю, что стремясь по нужному пути,
здесь на земле, не расставаясь с телом,
не мы, так кто-нибудь другой ведь должен же дойти
к воистину божественным пределам.

и всё-таки, когда я в «правде» прочитал
неправду о христе блудливого демьяна
мне стало стыдно, будто я попал
в блевотину, извергнутую спьяну.

пусть будда, моисей, конфуций и христос
далёкий миф мы это понимаем,
но всё-таки нельзя ж, как годовалый пёс,
на всё и всех захлёбываться лаем.

христос сын плотника когда-то был казнён
пусть это миф, но всё ж, когда прохожий
спросил его: «кто ты?» ему ответил он:
«сын человеческий», но не сказал: «сын божий».

пусть миф христос, как мифом был сократ,
и может быть из вымысла всё взято
так что ж теперь со злобою подряд
плевать на всё, что в человеке свято?

ты испытал, демьян, всего один арест
и то скулишь: «ах, крест мне выпал лютый».
а что б когда тебе голгофский выпал крест
иль чаша с едкою цикутой?

хватило б у тебя величья до конца
в последний час, по их примеру тоже,
весь мир благословлять под тернием венца,
бессмертию уча на смертном ложе?

нет, ты, демьян, христа не оскорбил,
своим пером ты не задел его нимало
разбойник был, иуда был
тебя лишь только не хватало!

ты сгусток крови у креста
копнул ноздрёй, как толстый боров,
ты только хрюкнул на христа,
ефим лакеевич придворов!

ты совершил двойной тяжёлый грех
своим дешёвым балаганным вздором,
ты оскорбил поэтов вольный цех
и малый свой талант покрыл большим позором.

ведь там за рубежом, прочтя твои стихи,
небось злорадствуют российские кликуши:
«ещё тарелочку демьяновой ухи,
соседушка, мой свет, откушай».

а русский мужичок, читая «бедноту»,
где «образцовый» труд печатался дуплетом,
ещё сильней потянется к христу,
а коммунизму мат пошлёт при этом.

<апрель-май 1925>

---

[Gott mit uns]

И. А Крылов.

СОЧИНИТЕЛЬ И РАЗБОЙНИК

В жилище мрачное теней
На суд предстали пред судей
В один и тот же час: Грабитель
(Он по большим дорогам разбивал,
И в петлю, наконец, попал);
Другой был славою покрытый Сочинитель:
Он тонкий разливал в своих твореньях яд,
Вселял безверие, укоренял разврат,
Был, как Сирена, сладкогласен,
10 И, как Сирена, был опасен.
В аду обряд судебный скор;
Нет проволочек бесполезных:
В минуту сделан приговор.
На страшных двух цепях железных
Повешены больших чугунных два котла:
В них виноватых рассадили,
Дров под Разбойника большой костер взвалили;
Сама Мегера их зажгла
И развела такой ужасный пламень,
20 Что трескаться стал в сводах адских камень.
Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;
146
Под ним сперва чуть тлелся огонек;
Но там, чем далее, тем боле разгорался.
Вот веки протекли, огонь не унимался.
Уж под Разбойником давно костер погас:
Под Сочинителем он злей с часу́ на час.
Не видя облегченья,
Писатель, наконец, кричит среди мученья,
Что справедливости в богах нимало нет;
30 Что славой он наполнил свет
И ежели писал немножко вольно,
То слишком уж за то наказан больно;
Что он не думал быть Разбойника грешней.
Тут перед ним, во всей красе своей,
С шипящими между волос змеями,
С кровавыми в руках бичами,
Из адских трех сестер явилася одна.
«Несчастный!» говорит она:
«Ты ль Провидению пеняешь?
40 И ты ль с Разбойником себя равняешь?
Перед твоей ничто его вина.
По лютости своей и злости,
Он вреден был,
Пока лишь жил;
А ты... уже твои давно истлели кости,
А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливаяся, век-от-веку лютеет.
50 Смотри (тут свет ему узреть она дала),
Смотри на злые все дела
И на несчастия, которых ты виною!
Вон дети, стыд своих семей,
Отчаянье отцов и матерей:
Кем ум и сердце в них отравлены? тобою.
Кто, осмеяв, как детские мечты,
Супружество, начальства, власти,
Им причитал в вину людские все напасти
И связи общества рвался расторгнуть? ты.
60 Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облек
И страсти и порок?
147
И вон опоена твоим ученьем,
Там целая страна
Полна
Убийствами и грабежами,
Раздорами и мятежами
И до погибели доведена тобой!
В ней каждой капли слез и крови ты виной.
70 И смел ты на богов хулой вооружиться?
А сколько впредь еще родится
От книг твоих на свете зол!
Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!»
Сказала гневная Мегера
И крышкою захлопнула котел.

[KristinaL]

Сергей Есенин

Жизнь обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою
Роковые пишет письмена.

Я всегда, когда глаза закрою,
Говорю: «Лишь сердце потревожь,
Жизнь обман, но и она порою
Украшает радостями ложь.

Обратись лицом к седому небу,
По луне гадая о судьбе,
Успокойся, смертный, и не требуй
Правды той, что не нужна тебе».

Хорошо в черемуховой вьюге
Думать так, что эта жизнь стезя
Пусть обманут легкие подруги,
Пусть изменят легкие друзья.

Пусть меня ласкают нежным словом,
Пусть острее бритвы злой язык,
Я живу давно на все готовым,
Ко всему безжалостно привык.

Холодят мне душу эти выси,
Нет тепла от звездного огня.
Те, кого любил я, отреклися,
Кем я жил забыли про меня.


Но и все ж, теснимый и гонимый,
Я, смотря с улыбкой на зарю,
На земле, мне близкой и любимой,
Эту жизнь за все благодарю.

[Вениамин Зорин]

Евгений Цвиленев

16 декабря 2014 г. ·

Мир

С Россией кончено На последя́х
Её мы прогалдели, проболтали,
Пролу́згали, пропи́ли, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,

Распро́дали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И Родину народ
Сам выволок на гно́ище, как падаль.

О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, Монгол с востока,

Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубо́ко
Иудин грех до Страшного Суда!



<23 ноября 1917>,
Коктебе́ль

[KristinaL]

Марина Цветаева
Генералам двенадцатого года

Вы, чьи широкие шинели
Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели
И голоса,

И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце вырезали след,
Очаровательные франты
Минувших лет!

Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу,
Цари на каждом бранном поле
И на балу.

Вас охраняла длань Господня
И сердце матери. Вчера
Малютки-мальчики, сегодня
Офицера!

Вам все вершины были малы
И мягок самый черствый хлеб,
О, молодые генералы
Своих судеб!

_________

Ах, на гравюре полустертой,
В один великолепный миг,
Я встретила, Тучков-четвертый,
Ваш нежный лик,

И вашу хрупкую фигуру,
И золотые ордена
И я, поцеловав гравюру,
Не знала сна

О, как, мне кажется, могли вы
Рукою, полною перстней,
И кудри дев ласкать и гривы
Своих коней.

В одной невероятной скачке
Вы прожили свой краткий век
И ваши кудри, ваши бачки
Засыпал снег.

Три сотни побеждало трое!
Лишь мертвый не вставал с земли.
Вы были дети и герои,
Вы всё могли.

Что так же трогательно-юно,
Как ваша бешеная рать?..
Вас златокудрая Фортуна
Вела, как мать.

Вы побеждали и любили
Любовь и сабли острие
И весело переходили
В небытие.

26 декабря 1913
Феодосия

[Вениамин Зорин]

Давние стихи Наума Коржавина
на удивление очень современны:

Цитата:

ПОДОНКИ Вошли и сели за столом. Им грош цена, но мы не пьём. Веселье наше вмиг скосило. Юнцы, молодчики, шпана, Тут знают все: им грош цена. Но все молчат: за ними - сила. Какая сила, в чем она. Я ж говорю: им грош цена. Да, видно, жизнь подобна бреду. Пусть презираем мы таких, Но всё ж мы думаем о них, А это тоже - их победа. Они уселись и сидят. Хоть знают, как на них глядят Вокруг и всюду все другие. Их очень много стало вдруг. Они средь муз и средь наук, Везде, где бьётся мысль России. Они бездарны, как беда. Зато уверены всегда, Несут бездарность, словно Знамя. У нас в идеях разнобой, Они ж всегда верны одной Простой и ясной - править нами. 1964

[Вениамин Зорин]

ДАВИД САМОЙЛОВ


«ГРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ»


Стояли они у картины:
Саврасов. "Грачи прилетели".
Там было простое, родное.
Никак уходить не хотели.

Случайно разговорились,
Поскольку случилась причина.
- Саврасов. "Грачи прилетели" -
Хорошая это картина.

Мужчина был плохо одетый.
Видать, одинокий. Из пьющих.
Она - из не больно красивых
И личного счастья не ждущих.

Ее проводил он до дома.
На улице было морозно.
Она бы его пригласила,
Но в комнате хаос и поздно.

Он сам напросился к ней в гости
Во вторник на чашечку чая.
- У нас с вами общие вкусы
В картинах, как я замечаю.

Два дня она драила, терла
Свой угол для скромного пира.
Пошла, на последние деньги
Сиреневый тортик купила.

Под вечер осталось одеться,
А также открытку повесить -
"Грачи прилетели". Оделась.
Семь, восемь. И девять. И десять.

Семь, восемь, и девять, и десять.
Поглядывала из-за шторки.
Всплакнула. И полюбовалась
Коричневой розой на торте.

Себя она не пожалела.
А про неудавшийся ужин
Подумала: "Бедненький тортик,
Ведь вот никому ты не нужен.

Наверно, забыл. Или занят...
Известное дело - мужчина..."
А все же "Грачи прилетели"
Хорошая очень картина.



Март 1987

[Вениамин Зорин]

Давид Самойлов


Пестель, Поэт И Анна


Там Анна пела с самого утра
И что-то шила или вышивала.
И песня, долетая со двора,
Ему невольно сердце волновала.

А Пестель думал: "Ах, как он рассеян!
Как на иголках! Мог бы хоть присесть!
Но, впрочем, что-то есть в нем, что-то есть.
И молод. И не станет фарисеем".
Он думал: "И, конечно, расцветет
Его талант, при должном направленье,
Когда себе Россия обретет
Свободу и достойное правленье".
- Позвольте мне чубук, я закурю.
- Пожалуйте огня.
- Благодарю.

А Пушкин думал: "Он весьма умен
И крепок духом. Видно, метит в Бруты.
Но времена для брутов слишком круты.
И не из брутов ли Наполеон?"

Шел разговор о равенстве сословий.
- Как всех равнять? Народы так бедны,-
Заметил Пушкин,- что и в наши дни
Для равенства достойных нет сословий.
И потому дворянства назначенье -
Хранить народа честь и просвещенье.
- О, да,- ответил Пестель,- если трон
Находится в стране в руках деспота,
Тогда дворянства первая забота
Сменить основы власти и закон.
- Увы,- ответил Пушкин,- тех основ
Не пожалеет разве Пугачев...
- Мужицкий бунт бессмыслен...-
За окном
Не умолкая распевала Анна.
И пахнул двор соседа-молдавана
Бараньей шкурой, хлевом и вином.
День наполнялся нежной синевой,
Как ведра из бездонного колодца.
И голос был высок: вот-вот сорвется.
А Пушкин думал: "Анна! Боже мой!"

- Но, не борясь, мы потакаем злу,-
Заметил Пестель,- бережем тиранство.
- Ах, русское тиранство-дилетантство,
Я бы учил тиранов ремеслу,-
Ответил Пушкин.
"Что за резвый ум,-
Подумал Пестель,- столько наблюдений
И мало основательных идей".
- Но тупость рабства сокрушает гений!
- На гения отыщется злодей,-
Ответил Пушкин.
Впрочем, разговор
Был славный. Говорили о Ликурге,
И о Солоне, и о Петербурге,
И что Россия рвется на простор.
Об Азии, Кавказе и о Данте,
И о движенье князя Ипсиланти.

Заговорили о любви.
- Она,-
Заметил Пушкин,- с вашей точки зренья
Полезна лишь для граждан умноженья
И, значит, тоже в рамки введена.-
Тут Пестель улыбнулся.
- Я душой
Матерьялист, но протестует разум.-
С улыбкой он казался светлоглазым.
И Пушкин вдруг подумал: "В этом соль!"

Они простились. Пестель уходил
По улице разъезженной и грязной,
И Александр, разнеженный и праздный,
Рассеянно в окно за ним следил.
Шел русский Брут. Глядел вослед ему
Российский гений с грустью без причины.

Деревья, как зеленые кувшины,
Хранили утра хлад и синеву.
Он эту фразу записал в дневник -
О разуме и сердце. Лоб наморщив,
Сказал себе: "Он тоже заговорщик.
И некуда податься, кроме них".

В соседний двор вползла каруца цугом,
Залаял пес. На воздухе упругом
Качались ветки, полные листвой.
Стоял апрель. И жизнь была желанна.
Он вновь услышал - распевает Анна.
И задохнулся:
"Анна! Боже мой!"

[Вениамин Зорин]

* * *

Когда соприкоснулись наши мысли,
Когда два тела вновь соприкоснулись,
Взорвался шквал эмоций: яркий, быстрый.
И снова души в небо потянулись.

Твое дыханье мое тело грело,
Оно меня до боли обжигало,
И я горела, боже, я горела.
С тобой я все на свете забывала.

И нежно руки сильные держали,
И нежно я к ним телом прижималась.
И мы дрожали, Боже, мы дрожали,
Моя любовь тебе передавалась.

И наши души песни тела пели,
И имена друг другу мы вдыхали.
И мы взлетеле, Боже, мы взлетели.
И мы упали, Боже, мы упали...

И от блаженства на ресницах слезы.
И пара фраз всего лишь на прощанье.
Все стало просто, словно в скучной прозе -
Обрывки слов, стихов и обещаний.


Источник