Holder

Роман Ивана Прохорова "Метро".

Мрачная фантастика, жуткий запредельный сюр.
Метро в Москве захвачено неизвестными террористами. Пятеро пассажиров, убегая от террористов по подземным тоннелям, внезапно оказываются в некой "параллельной реальности", в которую, как выяснилось, и загоняют всех пассажиров эти террористы. В этой реальности царит жесточайший тоталитаризм, заставляющий вспомнить о произведениях Оруэлла, а также имеют место различные аномалии пространства, времени и гравитации.

Но особый интерес представляет диалог между двумя высокопоставленными чиновниками режима, в котором один объясняет другому секреты успешной и устойчивой власти в России - каким должен быть и что должен делать лидер, чтобы сей "норот" его безмерно любил и на руках носил.

– Вы и я. Вы, конечно, опосредованно, исключительно как герой, а я ваш певец. Видите, как я говорю? Все это, по сути, творческий акт и таковы законы жанра, в котором мы работаем.
– Законы жанра требуют сочинять небылицы?
– Это не небылицы, это ритуал. И я, и те, кому эти, как вы говорите, «небылицы» адресованы, головой понимают, что все это неправда, но людям это не важно. Русские люди живут сердцем. Им важен отклик и образ если хотите.
– Чей образ?
– Бога.
– Ничего не понимаю.
– Неужели вы его не видите?
– Образ лжеца вижу.
– Это потому что вы живете в другой системе координат. А в той, в которой мы сейчас находимся, все прекрасно работает. Ложь здесь не совсем ложь. Это сказ. Или миф. Или былина. Былина об Илье Муромце.
– Ага…
– Понимаете, русские люди не просто любят этот жанр. Они в нем живут. Реальность – та реальность, о которой вы говорите, чужда им. Она никому не интересна. Ее заменяет мифология. Причем, люди отчасти и сами понимают, что это миф, но он им требуется. Такова их природа.
– Ну, допустим, а снегоходы? Получается, мы нарушаем правила…
– Ни-ни, Игорь Николаевич, – вскочил Мирзакарим Викторович и повторил, – ни-ни! Нельзя упоминать это слово применительно к себе. Только не в условиях властного ритуала.
Начальник откинулся в кресле и с интересом посетителя зоопарка, увидевшего забавного зверька, посмотрел на Мирзакарима Викторовича.
Тот привычно возбудился, как он всегда делал перед публикой, и перешел на патетический тон.
– Русский правитель никогда не нарушает правил! По одной простой причине – никаких правил для него нет. Он стоит выше правил и выше законов. Это и есть одно единственное негласное правило правителя. Самое интересное, что если вы это правило нарушите, то есть начнете соблюдать общепринятые правила, то начнете терять легитимность – не реальную, упаси господи, а в глазах подчиненного народонаселения.
– А как же народные роптания, кругом ворье, чиновники, олигархи и так далее?
– А это тоже традиция. Ругают на кухнях, а увидят живьем – упадут на колени. Инстинкт, понимаете. Это как с американцами – они враги, а появись такой американец в каком-нибудь русском захолустье, будут смотреть, как на господина.
– Это же простое русское гостеприимство.
– Гостеприимство, да, но я сейчас не об этом. Вот приедет в то же захолустье китаец или, скажем, турок. На них будут смотреть свысока, но не на американца или западноевропейца.
– Почему?
– Комплекс провинциала. По этой причине и внимание, что они там думают о нас – люди в пробковых шлемах.
– И как это связано с нарушением правил?
– Самым прямым образом. В русском миропонимании, власть – от бога. И если царь живет по правилам, по закону – значит он простой смертный. Для европейского правителя это плюс, для русского – минус. Русский правитель должен стоять над законом, как и положено богу. И чем демонстративнее он нарушает этот закон, подчеркивая при этом, что никакая ответственность ему не грозит, тем выше его власть, тем ниже поклоны.
– Поэтому так популярны в России тираны?
– Опять эти негативные коннотации, – Мирзакарим протянул руки, – поймите, абсолютная власть это не что-то плохое. Да, здесь она кажется дикой, но в этом ее настоящая ценность.
Мужчина вздохнул и печально задумался. Мирзакарим Викторович с каким-то странным сомнением посмотрел на него.
– Я слишком долго прожил в Европе, – как бы оправдываясь, произнес мужчина, заметив его взгляд, – а в России работал по стандартам западных систем. Да у нас и русские сотрудники ментально ближе к европейцам.
– Но сейчас вы имеете дело с русским народом. Нет ничего плохого в управлении им иностранцами. Среди русских правителей их было большинство. Главное понять русскую душу. Здесь очень сильный центр власти. Люди его чувствуют, поверьте, – загадочно сказал Мирзакарим Викторович, не мигая глядя на начальника, – у русских людей особый дар – они интуитивно чувствуют власть. Даже если она официально невидима.
Начальник, будучи человеком сообразительным, приподнял бровь.
– Вы сейчас на что-то конкретное намекаете?
– Работа с людьми – мое призвание. Я всего лишь хочу сказать, что источник власти не нужно прятать от людей. Сейчас он произведет на них самый сильный эффект. Настолько сильный, что даже сомневающиеся станут преданными рабами, а остальные единогласно обретут новую веру.
– Я вас не понимаю. Что вы хотите сказать? Что есть еще какие-то центры власти здесь?
Мирзакарим Викторович, обладавший острейшим чутьем на любые реакции начальства, уловил жесткие нотки и мгновенно перестроился. Тень с его лица сошла, и на него вернулось прежнее безграничное подобострастие.
– Я хочу сказать, что не стоит стесняться проявлять эту власть. Вам, Игорь Николаевич, может показаться что-то излишне грубым, но поверьте – не нужны эти моральные меры. Правитель должен быть недосягаем, он должен вершить судьбы – казнить и казнить, тогда он обретает истинную народную любовь и становится богом.
– По-моему, вы утрируете, Мирзакарим Викторович, – иронично заметил начальник, и мужчина в кимоно понял, что все вернулось на круги своя, – мне кажется, вы снова вошли в роль. Впрочем, справляетесь вы очень хорошо. Мы все довольны, надеюсь, это продолжится впредь.
Мирзакарим Викторович с улыбкой принял похвалу и поклонился.