Катастрофа Февраля, или Почему русский народ не принял либерализм и капитализм в 1917 году?
СМИ, воспроизводящие идеологию существующего в России режима, усиленно стараются навязать общественности благостный, «розовый» образ Февраля, представить его бескровной, восторженно встреченной всеми революцией. По мысли пропагандистов, она должна была привести Россию к «цивилизованным» формам правления и хозяйствования, если бы не учиненный «жестокими утопистами-большевиками» «Октябрьский переворот», который якобы привел страну к катастрофе. Точка зрения, которую я буду отстаивать в этой статье, диаметрально противоположна.
На мой взгляд, настоящей катастрофой для России начала ХХ века был именно Февраль, вырвавший из-под ног у большинства россиян важную опору их жизнеустройства. Именно Февральская революция попыталась реализовать утопический проект, внешне соблазнительный, но жестокий, неуместный, да и ненужный в России. Февраль был очередной попыткой тонкого верхнего европеизированного слоя насильственно воплотить в России их мечты о «нормальном строе», либерализме и капитализме, подобным западным образцам, попыткой, приведшей их самих к краху, а страну к долгой и кровавой междоусобице.
В этом смысле Февраль был предтечей и доктринерских, бесчеловечных и разрушительных либеральных реформ 1990-х, и именно поэтому, а вовсе не потому, что просто «круглая дата», он привлекает внимание общества сегодня.
Октябрьская же революция, может быть, даже вопреки чаяниям и стремлениям отдельных ее лидеров, бредивших космополитическим западническим коммунизмом, в конце концов вернула Россию на рельсы ее собственного, «особого», пути, отличного от пути стран Запада и потому, пусть не сразу, не без сопротивления и борьбы, не без поисков компромиссов между основными социальными группами, она победила и была принята большинством населения. Коммунистический проект, как бы странно это ни звучало, в тогдашней России оказался гораздо менее утопичным, чем либеральный.
Впрочем, об Октябре мы еще, конечно, будем говорить некоторое время спустя, а сейчас вернемся к Февралю.
Крушение монархии
В одной мудрой книге сказано: «По плодам их узнаете их». Что же стало результатом Февральской революции, начавшейся с обычных волнений в хлебных очередях и с забастовки и демонстраций рабочих, которых и раньше было немало и которые ни к чему серьезному не приводили? К отречению царя и падению монархии в России. Подлинная драматическая развязка февральских событий, завершившаяся трагедией, произошла 2 марта (по старому стилю) в Пскове, в царском поезде, куда прибыли представители Временного комитета Госдумы Гучков и Шульгин и где Николай II отдал им листок с отречением за себя и за сына.
Надо сказать, что думцы лидеры Февраля хорошо понимали, что на их глазах происходит именно катастрофа. Ни Гучков и Шульгин, ни приславший их Родзянко вовсе не желали, чтоб Россия осталась без царя. Они ждали от Николая отречения в пользу его сына Алексея с назначением регентом великого князя Михаила Александровича. Иначе говоря, дальше конституционной монархии английского образца их мечты не простирались. Трудно сказать, что двигало Николаем, скорее всего, любовь к сыну, который был тяжелобольным инвалидом и мог не выдержать груза пусть даже символического царствования. Но он сделал другой выбор. И выбор этот напугал тех, кто теперь должен был взять власть в свои руки. Всем им было понятно, что царя Михаила никто не примет, так как он был женат морганатическим браком и его права на престол были более чем сомнительны (впрочем, днем позже оказалось, что он даже и не желает этого и отрекается «в пользу Учредительного собрания»).
Члены Временного комитета Госдумы до последнего боялись публиковать акт об отречении Николая II. Родзянко прямо говорил генералу Рузскому: «Чрезвычайно важно, чтобы манифест об отречении и передаче власти великому князю Михаилу Александровичу не был опубликован до тех пор, пока я не сообщу вам об этом. Дело в том, что с великим трудом удалось удержать более или менее в приличных рамках революционное движение, но положение еще не пришло в себя и весьма возможна гражданская война (курсив мой. Р.В.). С регентством великого князя и воцарением наследника цесаревича помирились бы, может быть, но воцарение его как императора абсолютно неприемлемо».
Насчет гражданской войны Родзянко в общем-то не ошибся. И другие лидеры Февраля полагали, что народ будет недоволен кандидатурой нового императора. Действительность оказалась сложнее.
Крестьянская революция
Когда мы говорим слово «народ», то перед нами встают образы солдат, рабочих, обывателей, которые донесли до нас кадры кинохроники революционных лет. Иначе говоря, встают образы горожан. Вместе с тем в городах в Российской империи начала ХХ века жили всего лишь около 20% населения. Остальные 80% были жителями деревень. А если учесть, что большинство солдат были призваны в армию крестьянами, да и значительное число рабочих были горожанами в первом поколении и не утеряли связей с деревней, то численность крестьян в тогдашней России не по отметке в паспорте, а по ментальности достигала и 90%. Итак, российский народ 1917 года это прежде всего крестьяне.
Вместе с тем они до сих пор остаются для нас «молчаливым большинством».
Русское крестьянство представляло собой особый мир. Оно мало было затронуто реформами Петра, которые фактически раскололи страну на тонкий европеизированный слой и огромную массу патриархального крестьянства (а в городах купечества и части мещанства). Крестьяне даже одевались по-другому в домотканую национальную одежду, носили бороды, исповедовали особый фольклорный вариант христианства, которое представляло собой смесь церковного православия и архаических земледельческих культов (религиовед МирчаЭлиаде назвал его «космическое христианство»). Значительная часть крестьянства и купечества были тайными, а то и явными старообрядцами и вообще враждебно относились к официальной церкви (в дореволюционных переписях населения сознательно занижали процент старообрядцев, записывая «никонианами» целые староверческие деревни и уезды).
Революция в городах, особенно в Петрограде и Москве, хорошо изучена. Но дело в том, что сама по себе она не могла стать «спусковым крючком» такого масштабного социального обвала. Без поддержки деревни революция в городах была обречена захлебнуться. Городская революция для победы в общенациональном масштабе должна была соединиться с параллельной ей, а в определенном смысле альтернативной крестьянской революцией. Это показал опыт 1905 года, о чем писал В.И. Ленин в своем знаменитом докладе, приуроченном к 12-летию Кровавого воскресенья. По мнению Ленина, революция 19051906 годов была подавлена правительством, потому что городским пролетариям, возглавляемым революционными социал-демократами, не удалось встать во главе крестьянских бунтов, которые, в свою очередь, так и не переросли в один большой общенародный бунт.
Буквально через месяц с небольшим, после того как Ленин произнес на немецком языке этот свой доклад перед небольшим собранием революционеров в Швейцарии, в Петрограде началась вторая революция, которая закончилась 2 марта отречением царя. И это дало толчок крестьянской революции, гораздо более масштабной, чем бунты 19051906 годов.
Про эту революцию знают в основном только специалисты-историки, которые дали ей название «общинная революция». Материалов о ней мало, но все же такие исследования есть, укажу хотя бы на работы Т.В. Осиповой «Российское крестьянство в революции и гражданской войне», В.П. Данилова «Крестьянская революция в России, 19021922», С. Тутолмина «Русские крестьяне и власть в канун 1917 года».
Историки свидетельствуют: как только деревня узнала об отречении царя, она восстала. Старые органы власти крестьяне, по словам Т.В. Осиповой, «смели как карточный домик». Полиция противостоять им не могла: в Российской империи на селе был всего лишь один полицейский на 2,5 тысячи крестьян. Армия была на фронтах, да и не стала бы армия, состоящая большей частью из крестьян, воевать с крестьянами. Хотя американский историк Ричард Пайпс полагает, что если бы Николай II сделал то, что через год, 3 марта 1918 года, сделал Ленин заключил бы сепаратный мир с Германией и бросил бы еще не разложившуюся тогда армию на подавление крестьянских бунтов, история сложилась бы иначе
Но, как бы то ни было, этого не произошло. После марта 1917-го власть в деревнях перешла к крестьянским комитетам, выражавшим волю местных общин вопреки желанию Временного правительства, которое призывало создавать всесословные земские комитеты (где были бы представлены не только крестьяне, но и помещики, и представители интеллигенции учителя, врачи, агрономы). Более того, вопреки призывам февралистских властей дождаться созыва Учредительного собрания для решения «земельного вопроса», крестьянские комитеты уже с весны 1917 года начали захватывать помещичьи земли и делить их между общинами. В.П. Данилов пишет: «Захваты помещичьих земель и разгромы усадеб начались в мартеапреле, местами (например, в Ранненбургском уезде Рязанской губернии), к началу полевых работ основная масса помещичьих имений была сметена».
Помещиков принуждали платить общинам арендную плату за их же земли (тогда как раньше, наоборот, крестьяне платили им арендную плату). Конфисковывались церковные и монастырские земли. В ряде случаев происходили эксцессы убийства помещиков, поджоги и разграбления их имений. По словам Т.В. Осиповой, в 28 губерниях России до осени 1917 года произошло 15 000 крестьянских восстаний, лишивших помещиков их земель.
Еще больше радикализировались крестьяне осенью. Теперь они стали прямо образовывать советские республики задолго до Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Так, 3 сентября 1917 года (за месяц с лишним до Октября) власть на аграрных территориях Тамбовской губернии взял в свои руки крестьянский Совет, который приказом от 11 сентября упразднил помещичье землевладение (В.П. Данилов «Крестьянская революция, 19021922»).
Революция на селе шла своим чередом и была почти не связана с революцией в городе. Хотя формально считалось, что интересы крестьян выражает партия эсеров, и крестьяне даже голосовали за нее на выборах в Учредительное собрание, призывы руководства эсеров остановить захваты земель крестьяне игнорировали. Эсеровский министр земледелия Чернов пытался противодействовать этому, но тщетно. Представители помещиков и кулаков, объединившиеся во Всероссийский союз земельных собственников, требовали от правительства решительных мер, вплоть до военных репрессий по защите их частной собственности. Эти требования поддерживали кадеты, правые эсеры и меньшевики, в то время как отколовшиеся от партии левые эсеры и большевики поддерживали требования крестьянства.
В самый решительный момент власть в городах переходит к Советам депутатов, и Съезд Советов принимает «Декрет о Земле», который легитимизировал крестьянский «черный передел» (В.И. Ленин взял за основу декрета не эсдэковскую аграрную программу, а эсэровскую, составленную на основе крестьянских наказов Съезду Советов). Таким образом, сомкнулись пусть пока и на время, до введения продразверстки крестьянская общинная и городская большевистская революции. Эта смычка и обеспечила победу Октября и вошедшее затем в учебники «триумфальное шествие Советской власти».
Почему же российская деревня восстала и отказалась признать Временное правительство легитимным органом власти? И почему власть Советов была ею признана безоговорочно и признавалась, пока не начались трагические стычки между крестьянами и продотрядовцами (впрочем, и здесь крестьяне выступали не против Советской власти, а, как известно, за «Советы без коммунистов»)? Историки считают, что значительную роль здесь сыграл так называемый «наивный монархизм» русских крестьян, связанный с самим их образом жизни.
СМИ, воспроизводящие идеологию существующего в России режима, усиленно стараются навязать общественности благостный, «розовый» образ Февраля, представить его бескровной, восторженно встреченной всеми революцией. По мысли пропагандистов, она должна была привести Россию к «цивилизованным» формам правления и хозяйствования, если бы не учиненный «жестокими утопистами-большевиками» «Октябрьский переворот», который якобы привел страну к катастрофе. Точка зрения, которую я буду отстаивать в этой статье, диаметрально противоположна.
На мой взгляд, настоящей катастрофой для России начала ХХ века был именно Февраль, вырвавший из-под ног у большинства россиян важную опору их жизнеустройства. Именно Февральская революция попыталась реализовать утопический проект, внешне соблазнительный, но жестокий, неуместный, да и ненужный в России. Февраль был очередной попыткой тонкого верхнего европеизированного слоя насильственно воплотить в России их мечты о «нормальном строе», либерализме и капитализме, подобным западным образцам, попыткой, приведшей их самих к краху, а страну к долгой и кровавой междоусобице.
В этом смысле Февраль был предтечей и доктринерских, бесчеловечных и разрушительных либеральных реформ 1990-х, и именно поэтому, а вовсе не потому, что просто «круглая дата», он привлекает внимание общества сегодня.
Октябрьская же революция, может быть, даже вопреки чаяниям и стремлениям отдельных ее лидеров, бредивших космополитическим западническим коммунизмом, в конце концов вернула Россию на рельсы ее собственного, «особого», пути, отличного от пути стран Запада и потому, пусть не сразу, не без сопротивления и борьбы, не без поисков компромиссов между основными социальными группами, она победила и была принята большинством населения. Коммунистический проект, как бы странно это ни звучало, в тогдашней России оказался гораздо менее утопичным, чем либеральный.
Впрочем, об Октябре мы еще, конечно, будем говорить некоторое время спустя, а сейчас вернемся к Февралю.
Крушение монархии
В одной мудрой книге сказано: «По плодам их узнаете их». Что же стало результатом Февральской революции, начавшейся с обычных волнений в хлебных очередях и с забастовки и демонстраций рабочих, которых и раньше было немало и которые ни к чему серьезному не приводили? К отречению царя и падению монархии в России. Подлинная драматическая развязка февральских событий, завершившаяся трагедией, произошла 2 марта (по старому стилю) в Пскове, в царском поезде, куда прибыли представители Временного комитета Госдумы Гучков и Шульгин и где Николай II отдал им листок с отречением за себя и за сына.
Надо сказать, что думцы лидеры Февраля хорошо понимали, что на их глазах происходит именно катастрофа. Ни Гучков и Шульгин, ни приславший их Родзянко вовсе не желали, чтоб Россия осталась без царя. Они ждали от Николая отречения в пользу его сына Алексея с назначением регентом великого князя Михаила Александровича. Иначе говоря, дальше конституционной монархии английского образца их мечты не простирались. Трудно сказать, что двигало Николаем, скорее всего, любовь к сыну, который был тяжелобольным инвалидом и мог не выдержать груза пусть даже символического царствования. Но он сделал другой выбор. И выбор этот напугал тех, кто теперь должен был взять власть в свои руки. Всем им было понятно, что царя Михаила никто не примет, так как он был женат морганатическим браком и его права на престол были более чем сомнительны (впрочем, днем позже оказалось, что он даже и не желает этого и отрекается «в пользу Учредительного собрания»).
Члены Временного комитета Госдумы до последнего боялись публиковать акт об отречении Николая II. Родзянко прямо говорил генералу Рузскому: «Чрезвычайно важно, чтобы манифест об отречении и передаче власти великому князю Михаилу Александровичу не был опубликован до тех пор, пока я не сообщу вам об этом. Дело в том, что с великим трудом удалось удержать более или менее в приличных рамках революционное движение, но положение еще не пришло в себя и весьма возможна гражданская война (курсив мой. Р.В.). С регентством великого князя и воцарением наследника цесаревича помирились бы, может быть, но воцарение его как императора абсолютно неприемлемо».
Насчет гражданской войны Родзянко в общем-то не ошибся. И другие лидеры Февраля полагали, что народ будет недоволен кандидатурой нового императора. Действительность оказалась сложнее.
Крестьянская революция
Когда мы говорим слово «народ», то перед нами встают образы солдат, рабочих, обывателей, которые донесли до нас кадры кинохроники революционных лет. Иначе говоря, встают образы горожан. Вместе с тем в городах в Российской империи начала ХХ века жили всего лишь около 20% населения. Остальные 80% были жителями деревень. А если учесть, что большинство солдат были призваны в армию крестьянами, да и значительное число рабочих были горожанами в первом поколении и не утеряли связей с деревней, то численность крестьян в тогдашней России не по отметке в паспорте, а по ментальности достигала и 90%. Итак, российский народ 1917 года это прежде всего крестьяне.
Вместе с тем они до сих пор остаются для нас «молчаливым большинством».
Русское крестьянство представляло собой особый мир. Оно мало было затронуто реформами Петра, которые фактически раскололи страну на тонкий европеизированный слой и огромную массу патриархального крестьянства (а в городах купечества и части мещанства). Крестьяне даже одевались по-другому в домотканую национальную одежду, носили бороды, исповедовали особый фольклорный вариант христианства, которое представляло собой смесь церковного православия и архаических земледельческих культов (религиовед МирчаЭлиаде назвал его «космическое христианство»). Значительная часть крестьянства и купечества были тайными, а то и явными старообрядцами и вообще враждебно относились к официальной церкви (в дореволюционных переписях населения сознательно занижали процент старообрядцев, записывая «никонианами» целые староверческие деревни и уезды).
Революция в городах, особенно в Петрограде и Москве, хорошо изучена. Но дело в том, что сама по себе она не могла стать «спусковым крючком» такого масштабного социального обвала. Без поддержки деревни революция в городах была обречена захлебнуться. Городская революция для победы в общенациональном масштабе должна была соединиться с параллельной ей, а в определенном смысле альтернативной крестьянской революцией. Это показал опыт 1905 года, о чем писал В.И. Ленин в своем знаменитом докладе, приуроченном к 12-летию Кровавого воскресенья. По мнению Ленина, революция 19051906 годов была подавлена правительством, потому что городским пролетариям, возглавляемым революционными социал-демократами, не удалось встать во главе крестьянских бунтов, которые, в свою очередь, так и не переросли в один большой общенародный бунт.
Буквально через месяц с небольшим, после того как Ленин произнес на немецком языке этот свой доклад перед небольшим собранием революционеров в Швейцарии, в Петрограде началась вторая революция, которая закончилась 2 марта отречением царя. И это дало толчок крестьянской революции, гораздо более масштабной, чем бунты 19051906 годов.
Про эту революцию знают в основном только специалисты-историки, которые дали ей название «общинная революция». Материалов о ней мало, но все же такие исследования есть, укажу хотя бы на работы Т.В. Осиповой «Российское крестьянство в революции и гражданской войне», В.П. Данилова «Крестьянская революция в России, 19021922», С. Тутолмина «Русские крестьяне и власть в канун 1917 года».
Историки свидетельствуют: как только деревня узнала об отречении царя, она восстала. Старые органы власти крестьяне, по словам Т.В. Осиповой, «смели как карточный домик». Полиция противостоять им не могла: в Российской империи на селе был всего лишь один полицейский на 2,5 тысячи крестьян. Армия была на фронтах, да и не стала бы армия, состоящая большей частью из крестьян, воевать с крестьянами. Хотя американский историк Ричард Пайпс полагает, что если бы Николай II сделал то, что через год, 3 марта 1918 года, сделал Ленин заключил бы сепаратный мир с Германией и бросил бы еще не разложившуюся тогда армию на подавление крестьянских бунтов, история сложилась бы иначе
Но, как бы то ни было, этого не произошло. После марта 1917-го власть в деревнях перешла к крестьянским комитетам, выражавшим волю местных общин вопреки желанию Временного правительства, которое призывало создавать всесословные земские комитеты (где были бы представлены не только крестьяне, но и помещики, и представители интеллигенции учителя, врачи, агрономы). Более того, вопреки призывам февралистских властей дождаться созыва Учредительного собрания для решения «земельного вопроса», крестьянские комитеты уже с весны 1917 года начали захватывать помещичьи земли и делить их между общинами. В.П. Данилов пишет: «Захваты помещичьих земель и разгромы усадеб начались в мартеапреле, местами (например, в Ранненбургском уезде Рязанской губернии), к началу полевых работ основная масса помещичьих имений была сметена».
Помещиков принуждали платить общинам арендную плату за их же земли (тогда как раньше, наоборот, крестьяне платили им арендную плату). Конфисковывались церковные и монастырские земли. В ряде случаев происходили эксцессы убийства помещиков, поджоги и разграбления их имений. По словам Т.В. Осиповой, в 28 губерниях России до осени 1917 года произошло 15 000 крестьянских восстаний, лишивших помещиков их земель.
Еще больше радикализировались крестьяне осенью. Теперь они стали прямо образовывать советские республики задолго до Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Так, 3 сентября 1917 года (за месяц с лишним до Октября) власть на аграрных территориях Тамбовской губернии взял в свои руки крестьянский Совет, который приказом от 11 сентября упразднил помещичье землевладение (В.П. Данилов «Крестьянская революция, 19021922»).
Революция на селе шла своим чередом и была почти не связана с революцией в городе. Хотя формально считалось, что интересы крестьян выражает партия эсеров, и крестьяне даже голосовали за нее на выборах в Учредительное собрание, призывы руководства эсеров остановить захваты земель крестьяне игнорировали. Эсеровский министр земледелия Чернов пытался противодействовать этому, но тщетно. Представители помещиков и кулаков, объединившиеся во Всероссийский союз земельных собственников, требовали от правительства решительных мер, вплоть до военных репрессий по защите их частной собственности. Эти требования поддерживали кадеты, правые эсеры и меньшевики, в то время как отколовшиеся от партии левые эсеры и большевики поддерживали требования крестьянства.
В самый решительный момент власть в городах переходит к Советам депутатов, и Съезд Советов принимает «Декрет о Земле», который легитимизировал крестьянский «черный передел» (В.И. Ленин взял за основу декрета не эсдэковскую аграрную программу, а эсэровскую, составленную на основе крестьянских наказов Съезду Советов). Таким образом, сомкнулись пусть пока и на время, до введения продразверстки крестьянская общинная и городская большевистская революции. Эта смычка и обеспечила победу Октября и вошедшее затем в учебники «триумфальное шествие Советской власти».
Почему же российская деревня восстала и отказалась признать Временное правительство легитимным органом власти? И почему власть Советов была ею признана безоговорочно и признавалась, пока не начались трагические стычки между крестьянами и продотрядовцами (впрочем, и здесь крестьяне выступали не против Советской власти, а, как известно, за «Советы без коммунистов»)? Историки считают, что значительную роль здесь сыграл так называемый «наивный монархизм» русских крестьян, связанный с самим их образом жизни.



















Комментарий